В 2023 году исполняется 385 лет со дня закладки в 1638 году базилианского монастыря в Березвечье.

История монастыря многогранна – он испытал и расцвет, и упадок. Сегодня мы предлагаем вам проследить за судьбой монастыря, которая нашла своё отражение на страницах «Литовских епархиальных ведомостей».

 1863-1869 годы

Одна из первых публикаций о монастыре на страницах «Литовских епархиальных ведомостей» относится к 1863 году, в №17 была помещена статья «Изъявление верноподданнической благодарности и преданности»

По Дисненскому уезду.

а) Крестьяне ведомства Государственных Имуществ Глубокскаго сельскаго общества, к прежде пожертвованной ими в Березвецкий монастырь иконе Св. Благовернаго Александра Невскаго, принесли в дар лампаду накладнаго серебра со свечею, как знак верноподданнической благодарности к Августейшему Монарху за сложение с них в большом количестве ссудных денег»

«ИЗЪЯВЛЕНИЯ верноподданнической благодарности крестьянами.

Дисненскаго Уезда, Настоятель Березвецкаго монастыря Архимандрит Михаил рапортом от 10 Генваря 1863 г. за N 5 донес Литовской Духовной Консистории, что Государственные крестьяне Глубокскаго Сельскаго Общества Дисненскаго уезда чрез своих старшин объявили желание в Октябре месяце минувшаго 1862 года отправить в Березвецкой монастырской церкви торжественное богослужение, в знак верноподданнической их благодарности Государю Императору Александру Николаевичу за оказанныя великия благодеяния Государственным крестьянам сложением вообще разнаго рода казенных денежных долгов на сумму 43 695 р. 64 к. Сверх сего тогда же положили приобресть на свой счет образ Св. Благовернаго Князя Александра Невскаго, и оный принесть в дар монастырской церкви, дабы таким образом передать своим потомкам то же верноподданническое чувство искреннейшей их благодарности Царю-Отцу.

Желаемое Государственными крестьянами сказаннаго общества торжественное богослужение в Березвецкой монастырской церкви, с благодарственным Господу Богу молебствием, совершено 23 числа Октября, в присутствии всего многочисленнаго сего общества, а обещанная ими Икона Св. Благовернаго Князя Александра Невскаго, 1 числа сего Января месяца, из Сельскаго Правления, на разстоянии 3-х верст от Березвеча, по предварительном там освящении, начальствующими лицами, в сопровождении почти всего Общества, торжественно перенесена в монастырскую церковь, где Духовенством в полном облачении была встречена, и по постановлении ея на приличном месте в церкви, отслужен соборне молебен Св. Благоверному Князю Александру, изображенному на Иконе, с провозглашением, по окончании молебна, многолетия Государю Императору, и всему Царствующему Дому. Пожертвованная Икона в длину 2 аршина 6 вершков, а в ширину 1 аршин 11 вершков; стоит Обществу вместе с рамами не менее 50 руб. серебром.» [1]

«ИЗЪЯВЛЕНИЯ верноподданнической благодарности от крестьян.

Настоятель Березвецкаго Монастыря Архимандрит Михаил представил от 6-го сего Апреля за № 77 в Литовскую Духовную Консисторию следующее: «Чиновник особых поручений Виленской Палаты Государственных Имуществ для наблюдения за порядком в сельских обществах по Дисненскому уезду г. Щедрицкий, от 2-го числа сего Апреля за № 200, уведомил меня, что Государственные крестьяне Глубокскаго и Залескаго обществ изъявили желание, 3-го числа Апреля, помолиться в монастырской церкви о здравии Государя Императора, - первые за освобождение помещичьих крестьян от крепостнаго состояний, - а последние за Всемилостивейшее сложение с них ссудной недоимки. В означенный день, ко времени Богослужения, которое совершилось соборне, множество собралось народа в праздничном наряде из обоих сих обществ в монастырскую церковь, так что пространный сей храм едва мог вместить всех молящихся. В числе их были поседевшие согбенные старцы, малолетние разнаго пола и возраста дети, и даже из ближайших к монастырю селений - матери с грудными Младенцами. Мало того, в числе молящихся было много поселян Римско-Католическаго исповедания, преимущественно из Залескаго общества. Все они единодушно и чистосердечно возсылали к Всевышнему подателю всех благ Богу теплыя свои молитвы о здравии и долгоденствии Государя Императора и всего Царствующаго Дома. Эту искренность их молитвы, из глубины души нелицемерно произтекавшей, явственно доказывало между прочим благоговейное настроение лиц их, и всей вообще наружности. Преимущественно же это умилительное молитвенное направление их ума и сердца было заметно во время чтения на благодарственном молебне молитвы с колено-преклонением, и когда Диаконом провозглашено было многолетие Государю Императору и всему Царствующему Дому; - при пении хором «многая лета»некоторые голосом вторили хору эти слова, а большая часть, пав на колени, воздев руки к небу, и устремив туда свои взоры, с чистосердечным вздохом повторяли: Дай, Боже, нашему Царю-Благодетелю и Отцу, многомного жить, здравствовать и царствовать. А после Богослужения чистосердечно говорили: мы эту нашумолитву и эту нашу верноподданническую благодарность передадим своим детям и внукам до поздних родов, дабы они руководствуясь этим чувством, и помня столь изобильно излиянныя ныне царствующим Государем на нас и на все наше, самое многочисленное в Государстве сословие, царские щедроты и милости, всегда молились Богу о здравии, долгоденствии, и благоденствии своих Царей с их Агустейшею Фамилиею и вели себя постоянно так, как потребно верным и столь щедро о благодетельствованным подданным». Во время этого торжественнаго, и конечно, надолго памятнаго для местных жителей Богослужения было произнесено на народном русском языке монастырским иеромонахом Василием (Томковидом) приличное случаю - сильное Слово.» [2]

«Награждения.

Наперстными крестами, от святейшаго Синода выдаваемыми: - бывший благочинный 3-й пехотной дивизии Псковскаго пехотнаго, Генерал-Фельдъмаршала, Князя Кутузова - Смоленскаго, полка, ныне перечисленный в Литовскую Епархию к Виленской Дворцовой церкви, священник Афанасий Левицкий, Бельский благочинный, Священник Райской церкви Иосиф Маркевич, Виленскаго Кафедральнаго собора священник Андрей Курганович, казначей Виленскаго Свято-Троицкаго монастыря иеромонах Амвросий, казначей Березвецкаго монастыря иеромонах Филарет, уставщик Виленскаго Свято-Духова монастыря иеромонах Моисей.» [3]

«….9) г.мировый посредник 2 участка Дисненскаго уезда отставной Полковник Василий Теплов собрал по подписке пожертвований в пользу Березвецкой монастырской церкви сорок три рубля.» [4]

«НЕКРОЛОГ

30 сего декабря скончался после продолжительной тяжкой болезни Архимандрит Михаил (Шелепин), Настоятель Березвецкаго, 2-класнаго монастыря Виленской губернии. Сведения об этом не последнем труженнике православно-русскаго дела в нашем крае надеемся представить впоследствии. О. Архимандрит Михаил отошел к Господу на 71-м году земной своей жизни.» [5]

«НАЗНАЧЕНИЯ НА ДОЛЖНОСТИ и вообще служебныя перемены по Литовской Епархии.

На место умершаго Настоятеля Березвецкаго Рождество Богородичнаго 2 класснаго монастыря Архимандрита Михаила (Шелепина), резолюцией Его Высокопреосвященства от 6 января сего года назначен настоятелем этого монастыря эконом Литовскаго архиерейскаго дома игумен Иулиан (Плескачевский)» [6]

«Архимандрит Михаил Шелепин.

30 декабря 1866 года сном смерти почил о Господе,Виленской губернии Дисненскаго уезда во второклассном монастыре Березвече один из замечательнейшихИерархов Литовской Епархии, благочинный монастырей, член Консистории, Березвецкаго монастыря Настоятель, Доктор Богословия, Архимандрит и кавалер Михаил (Шелепин).

Семидесятитрехлетний сей старец был сыном священника и дворянином Виленской губернии. Обучался первоначально в греко-униатской Полоцкой Духовной Семинарии, потом в бывшей Полоцкой академии, а наконец в главной Духовной Семинарии, существовавшей при Виленском университете. Прилежание покойнаго во всех курсах воспитания было необыкновенное. Отличные успехи в науках и благонравие, сделавшие покойнаго предметом особеннаго удивления его наставников, стяжали ему их искреннюю любовь и единодушное согласие на то, что покойный в 1821 году, с окончанием курса главной Духовной Семинарии в Вильне, возведен на степень магистра Богословия и награжден премию в 100 рублей, а в 1823 году удостоен степени доктора Богословия и снабжен от Виленскаго университета 30 октября сего года утверждающею за ним сию степень граматою за № 4825. Жизнь покойнаго походила на жизнь праведника, и Провидение Божие видимо ее охраняло. В громадных строениях Полоцкой Семинарии одно из окон третьяго этажа сих зданий всегда обращало на себя особенное внимание ея воспитанников. Передаваемый из курса в курс, разсказ о случившемся падении из сего окошка покойнаго в то еще время, когда он был воспитанником, при взгляде на высоту падения, всегда приводил слушателей к тому убеждению, что только Бог мог спасти падающаго от смерти. Многие после сего приключения считали падшаго не долговечным. Более же внимательные наблюдатели, замечая, что жизнь покойнаго не только не сокращается, но еще как бы укрепляется теми трудами, какими она всегда обиловала по любви к оным почившаго, результат происходившаго объясняли словами Иисуса сына Сираха, что страх Господень доставляет покойному долгоденствие (гл. 1 ст. 12). И действительно, правильная жизнь покойнаго, отсутствие всяких излишеств и строгое распределение трудов, резко отличавшие во всю жизнь почившаго, не могли вести к иному заключению.

Опытность, какою славился и отличался за жизнь свою Архимандрит Михаил, он почерпнул из продолжительной и многоразличной своей службы. Поприще службы покойный начал в городе Полоцке с должности профессора Богословскихъ наук и греческаго языка в б. греко-унитской Духовной Семинарии. Должность сию с редким усердием покойный проходил с сентября месяца 1821 года по июль месяц 1831 года.

В 1823 году рукоположен в безженные иереи и назначен ректором Семинарии. Жребий управления Полоцкою Семинариею (с января месяца 1823 года по Февраль месяц 1840 года) выпал на долю покойнаго в то время, когда униатская церковь найболее нуждалась в неутомимых и мудрых деятелях. Ясно уже было, что униатская церковь не может далее существовать в разобщении с церковью Православною. Но гнездившиеся в недрах униатов предразсудки заставляли их нередко смотреть на Православие, как на что-то чуждое. Много поэтому нужно было умения со стороны управляюшаго в обращении с своими воспитанниками, много требовалось опытности и благоразумия и в отношении расположения к себе подчиненных. И покойный много потрудился в деле перевоспитания ввереннаго ему юношества. Пытливый взор его всюду проникал и все замечал. От его просвещеннаго ока не могла укрыться и малейшая рана в нравственном состоянии учившихся.

Любвеобильное его сердце не оставалось равнодушно и к настроению их мысли. Время не сохранило нам преподаваемых им уроков, быть может потому, что уроки сии были им преподаваемы более живым словом, нежели письменно. Но что много трудился покойный и трудился не без пользы для учившихся, тому доказательством та перемена в настроении ума и нрава воспитанников, которая последовала в них еще прежде оставления покойным должности Ректора Семинарии. Те самые воспитанники, которые в 1833 году дичились участвовать в торжественной встрече в первый раз въезжавшаго в Полоцк Православнаго Архиерея Преосвященнаго Смарагда, в последние годы управления почившаго стали уже писать разсуждения и произносить проповеди на языке чисто Русском, с усердием старались перенимать и усвоивать себе напевы Церкви Православной и приходили в восторг от мысли, что они уже близки к совершенному соединению с Православными. Все это было результатом того, что покойный собственным своим примером утверждал в сердцах своих питомцев то, что сеял в них словом.

И по истине, по нравственному характеру покойный представлял образ мужа исполненнаго глубокаго благочестия. Душа его не знала лицемерия. Нестяжательность и целомудрие в слове были особенным его отличием. Все враждебное чувству благочестия всегда его волновало до нельзя. Если ему настояла нужда делать замечания, то его замечания произносимы были всегда с кротостию, без раздражения и горячности, так что в его обращении с учителями и учениками отпечатлевался характер мягкосердия и уважения к посильному труду каждаго из подчиненных, характер строгой справедливости, характер чуждый слабости и суровой строгости. Негодования своего он нескрывал только тогда, когда замечал в ком-нибудь признаки неуважения к требованиям религии.

На сколько ценило заслуги покойнаго Высшее Правительство, это видно из того, что 6 Марта 1824 года покойный Высочайше утвержден Каноником Полоцкаго Кафедральнаго Софийскаго Собора, каковое звание в последствии тоже Высочайше переименовано в младшаго Протоиерея тогоже Собора, с заменою Канонической дистипктории на золотой наперсный крест из кабинета и с назначением«посмертнаго пенсиона» ежегодно по 100 рублей. Одновременно с прохождением должности Ректора покойный присутствовал в Полоцкой Белорусской Греко-униятской Духовной Консистории, сперва в звании Заседателя с августа месяца 1824 года по апрель месяц 1838 года, а потом в звании Председателя с 1838 года по Февраль месяц 1840 года. В монахи пострижен 13 Февраля, а в сан Архимандрита посвящен 2 апреля 1835 года.

Нет сомнения, что вышеупомянутый случай падения покойнаго из окна Полоцкой Семинарии оказался наконец вредно действующим. Преклонныя лета покойнаго равно ж разстроивали его здоровье. Это и было причиною, что 28 Генваря 1840 года Архимандрит Михаил, за благие плоды его отеческаго попечения о просвещении духовнаго юношества Всемилостивейше награжденный Орденом Св. Анны 2-й степени, по собственному желанию, уволен от должностей Ректора Семинарии и Председателя Консистории и назначен Настоятелем второкласснаго Березвецкаго монастыря.

Едва успел Архимандрит Михаил познакомиться с братиею своего монастыря, как в марте месяце 1841 года определением Св. Синода назначен присутствующим в Минскую Духовную Консисторию, и сию должность исправлял во все время отсутствия Минскаго Архиепископа Антония с марта месяца по Сентябрь месяц 1841 года. Здесь за постоянную заботливость о благосостоянии Минской Епархии 5 мая 1841 года награжден орденом св. Анны 2 степени, украшеннымИмператорскою короною, утвержден постоянным членом Минской Духовной Консистории и назначен Благочинным Монастырей Минской Епархии, с правом получать присвоенное сей должности жалованье, 400 руб. в год. (15 декабря 1842 г.). С отчислением в 1843 году Дисненскаго уезда к Виленской губернии, Архимандрит Михаил, по представлению высшей власти Литовской Епархии 24 июля 1845 года назначен исправляющим должность новоустрояемаго Виленскаго уезднаго Духовнаго училища, с изъявлением от св. Сиинода особенной признательности за готовность его к занятию сей должности после прохождения должности Ректора Семинарии. И в Вильне, как и в Полоцке, строгостию своей жизни и твердостию добродетели Архимандрит Михаил считался достойным удивления по своему поведению и побуждал к соревнованию благочестивой жизни, как любителей добра, так и бывших по своей безпечности в ином состоянии. Пред высшими себя он оказывал такое смирение нрава и мыслей, что казался человеком как-бы неимевшим ни воли, ни хотения.

Между равными являл какую-то торопливую поспешность в трудах, которыми поручаемыя ему дела приводил тотчас в исполнение. В обращении с подчиненными отлагал серьёзный тон Начальника. Исключить ученика из училища для него было мучительнее болезни.

Много совершилось при Архимандрите Михаиле перемен в обществе, но он всегда самодовольно нес тот жребий служения, который поручен был ему Господом и видимо оставался благодарным, когда его обходили при представлениях его сослуживцев в Архиереи. Замечательное сие спокойствие вытекало из того, что покойным глубоко и основательно было прочувствовано его положение в обществе. Начальство однако по прежнему было внимательно к полезным трудам его службы. 23 генваря 1846 года Архимандрит Михаил утвержден членом Литовской Духовной Консистории, а 17 апреля 1846 года Всемилостивейше награжден Орденом св. Владимира 3-й степени.

И хотя 5 июля 1849 года Архимандрит Михаил по прошению уволен от училищной службы; но сувольнением сим последовала ему и благодарность Епархиальнаго Начальства за усердие и труды в течении 4 лет, являемые им в сей должности, и благодарность Министра Внутренних дел (объявленная 31 декабря 1847 года) за участие в Виленском Комитете Призрения бедных 5 мая 1857 года получил он наперсный крест на Владимирской ленте в память войны 1853—1856, а 14 мая 1865 года медаль на ленте Государственнаго цвета в память усмирения мятежа Польскаго 1863—1864 года. С 5 июля 1849 года по 30 декабря 1866 года Архимандрит Михаил жил уже в своем Монастыре совершенно свободный от всех занятий. Кротость и приветливость были отличнейшими чертами его монастырской жизни. Никто невидал его раздраженным, не смотря на то, что болезнь его год от году делалась невыносимее. Сердце его, как воздухом, дышало простотою и любовью. Со всяким он говорил с искренним участием в его положении. До последней минуты жизни хлопотал о благосостоянии своего Монастыря и церкви. Наконец измученный болезнию, как истинный мудрец, у котораго дело и слово согласны с собою, он после исповеди и причастия св. Дарами, тихо и безмятежно отошел от сей жизни. Вечный покой души твоей, доблестный наставник! Ты доказал жизнию, что преодоление худых наклонностей, победа над укоренившимися страстями и безусловное повиновение гласу совести стоят усилий только сначала; но что раз ввериться правилам благочестия, несколько раз преодолеть себя и воспротивиться превратным побуждениям природы, значит уже приобресть навык, который облегчит исполнение нравственных правил и сделает его приятным. Ты всегда исполнял должное, и всегда ставил разум между духом и плотью, и показал, что воздержание необходимо желающим служить Христу непорочно. Архим. Иоанн.» [7]

«Еще несколько строк посвящаемых памяти

Архимандрита МИХАИЛА (Шелепина).

В 5-м номере Литовских Епархиальных Ведомостей настоящаго года, на страницах помещен краткий перечень мирно протекшей, но полной заслуг и назидания жизни в Бозе почившаго, Архимандрита Михаила. Почтенный автор означенной статьи, по присущей благородному сердцу признательности к доброму своему наставнику и начальнику, предпочтительно, так сказать, на этих чертах и сосредоточил свои задушевныя воспоминания о покойном. В самом деле, жизнь человека, который задолго еще до принятия им монашескаго сана, отказался от всех уз семейных, чтобы нераздельно принадлежать святой церкви и посвятить себя общей братской пользе, всего нагляднее выражается в его служебной деятельности. Но кроме непосредственных, или как говорится, официальных проявлений этой последней, она-же и по другим сторонам своего соприкосновения с общественной средой, не менее, может быть, заслуживает тщательнаго изучения и оценки. В этом убеждении, решаемся здесь воздать нашу слабую дань памяти незабвеннаго архимандрита, как сослуживца, товарища, и друга-собрата о Христе.

Нам довелась честь, как впервые узнать покойнаго архимандрита, так и быть ему сослуживцем в 1845 году, в Вильне. Покойный был тогда назначен членом Литовской Д. Консистории и присутствовал в ней почти каждодневно. Не заведывая впрочем особым отделением, молчаливый, сдержанный и до того деликатный, что не решался обезпокоить кого-либо из соприсутствующих даже лишним словом, не то уже каким-нибудь деловым вопросом или замечанием, прочитывал он по целым часам безконечную текущую переписку, или подписывал отпуски, повидимому ни особенно не тяготясь, ни увлекаясь этим занятием. Но даже самое высокое самообладание, как известно, не многими и не с разу узнается. Покрайней мере, ввиду настоящаго, мы, может быть, одни из первых, не без полуулыбки, предавались разным душевным размышлениям о податливости человеческой воли и механизме терпения; за то нам-же первым пришлось вскоре пожалеть о своем легкомыслии. Почти одновременно с переводом в Вильну Консистории, последовало Архипастырское предложение о немедленном освидетельствовании работ поустройству семинарскаго корпуса и по переделке дома, принадлежащаго кафедральному собору - с возложением этого поручения на Архимандрита Михаила и на нас. Но когда и при осмотре наш старший товарищ ограничивался безмолвным наблюдением, за крайне редкими запросами производившим работы подрядчикам, мы сочли себя до некоторой степени как-бы обязанными поддержать достоинство ревизии и стали высказывать в слух наши замечания, вызванныя большею частью первыми и уж конечно довольно поверхностными впечатлениями.

Так продолжалось во все время осмотра. С окончанием его, редакция представления начальству обоказавшихся результатах, по обычаю и праву, осталась, разумеется, за нами - как более голосившими.

Когда однако ж мы занимались на дому составлением исполнительнаго отчета, вот нам подают пакет от архимандрита Михаила, с краткою запискою, в которой значилась просьба: оставить подделом прилагаемыя беглыя заметки относящияся к произведенному нами осмотру, как доказательство совершенной тожественности наших мнений и взглядов. Но если-бы могло входить в мысли смиренномудрейшаго архимандрита преподать хотя косвенный урок нашей заносчивости, подобной цели как нельзя лучше достигали-бы эти самыя, так им названныя, беглыя заметки. Ибо в них заключались не только все существенные пункты приготовленнаго нами отчета, но оне еще отличались, против нашей редакции, тем важным достоинством, что избегая мелочей и, вместо оговорок, выражаясь терминами техническими, доказывающими специальное знакомство с предметом, устраняли то неизбежное разглагольствие, с которым, за непривычностью к подобному делу, мы-же сами мирились только по необходимости.

Что же однако наш ветхий человек, в виду столь явнаго и неожиданнаго превосходства? Уж не поскорбел-ли в своей уязвленной гордыне, и для утоления боли, не поспешил-ли вооружиться тем непревзойденным доселе микроскопическим орудием, которое сейчас-же так и обнаруживает сучец иже во оце брата? Благодарение Богу, нет. Не даром, конечно, в отпор злу, наделена спасительным противувесом чудодейственная сила добра. Еще и теперь для нас отрадно вспомнить, что мы подчинились ей тогда охотно и без труда. Составив немедленно новый акт осмотра, буквально но сообщенным нам заметкам и передавая его к подписанию почтенному Архимандриту, примолвили мы совершенно чистосердечно: что за верность копии вполне ручаемся. Он пристально посмотрел нам в глаза, как будто желая проверить значение наших слов, мельком пробежал бумагу и затем пожал нам руку как-то судорожно, с видимым волнением. Есть люди до того привыкшие к внутренней жизни и уединившиеся в ея заветной сфере, па которых даже минуты, подобныя настоящей, производят какое-то необыкновенное почти торжественное действие. Одним из таких людей был безспорно покойный Архимандрит Михаил. Получив от природы нежное, любящее сердце и прекрасныя способности, вполне развитыя основательным учением, он, казалось-бы, не только не сознавал за собою этих богатых даров, но и всячески избегал сознания их со стороны других. На столько-же осмотрительный и сосредоточенный, на сколько уступчивый и предупредительный, он, по видимому едва-ли не более чем нерасположения опасался людской ласки. Только тяжкия неоднократныя испытания и глубокая разуверенность могли развить такую несмолкаемую тревогу, в столь благородном и всегда почти безсознательно усвоивавшем себе чужую скорбь характере. Нам не на столько известны обстоятельства жизни покойнаго архимандрита и мы не имели счастья на столько быть к нему близкими, чтобы считать себя в праве, хотя бы только в общих чертах, коснуться здесь той смутной повести, которой последствия, как вечерния тени, ложились длинными полосами на тихом закате его дней. Единственным человеком вполне пользовавшимся дружбою покойнаго архимандрита, в то время, к которому относятся наши воспоминания, был тогдашний кафедральный протоиерей Ипполит Гомолицкий. Два прежние ректора семинарии, оба, что называется, характеры кроткие и мягкие от природы, естественно, так сказать, сливались с собою в одном гармоническом оттенке. Внезапная кончина протоиерея Гомолицкаго, едва несколькими днями пережившаго свою супругу, и совершенное сиротство его малолетняго семейства, невыразимым были ударом для добрейшаго архимандрита Михаила. Никогда не забудем того болезненнаго выражения на обыкновенно кротком и улыбающемся его лице, с каким тогда явился он к нам, вдруг очутившимся опекунами осиротевшаго семейства. Он просил нас, как-то робко, застенчиво, принять от него, на первых порах — лепту для бедных малюток. И при том голос благороднаго человека дрожал; слеза висела на его реснице. Но, казалось, он и благотворил и плакал, как-бы украдкой от самаго себя. Эта трогательная дружеская память, сопровождаемая вещественным даром, повторялась несколько раз и в последствии.— Да и мы сами—спешим о том заявит, без боязни уже смутить христианскую скромностъ достойнаго человека — испытали не одно незабвенное доказательство его братскаго к нам участия и приязни. Во время продолжительной тяжкой болезни, приневолившей нас оставить наше служебное поприще, мы почти каждодневно имели утешение видеть у нашего одра кроткий лик благодушнейшаго архимандрита; когда-же, с Божиею помощью, на столько поправились, что могли пользоваться всего необходимее для нас признанным загородным воздухом, экипаж архимандрита Михаила, без всякой о том с нашей стороны просьбы, как-бы сам-собою являлся к нашему распоряжению и нередко по целым часам поджидал на улице, в следствие приказания: ни за что нас не торопить и не безпокоит. Эти почти волшебныя обязательства - но нет,винимся в нашем неуместном слове — этот чистохристианский образ братскаго участья и сочувствия заслуживает конечно всевозможнаго оглашения, как в пример и назидание, так и в утешение и ободрение тем истинно-благотворительным сердцам, которыя, пробираясь по той-же стезе, иногда смущаются, может быть, своим на ней одиночеством.

Да, он заслуживает хотя бы такой поздней огласки, тем более, чем старательнее и ревнивее ускользал от нея в свое время. Ибо как ни недоступен был к личной обиде, и даже с этой стороны почти безстрастен покойный архимандрит; однакож нам положительно известно, что и его можно было взволновать и опечалить, уличив хотя бы неумышленно - в сделанном кому либо добре. И не удивительно. Тут уже посягалось па самую заветную для него святыню, т. е. на ту священную заповедь Господню (Матф. 6, 1-5), которой покойный несомненно везде и всегда оставался верным до конца своей жизни.

Многия слезныя молитвы об успокоении души добродетельнаго маститаго старца ниаверно вознеслись к престолу Божию, из разных местностей, как здешней, так и Белорусской страны, при скорбной вести о его кончине. Присоединяя к этим молитвам—вместе с семейством протоиерея Ипполита Гомолицкаго — и паши недостойныя, просим у покойнаго архимандрита загробнаго прощения: если бы наши слова все еще являлись нескромностью и могли смутить кроткую его душу, в селениях чистаго света, правды и покоя.

Протоиерей Ил. Янковский.» [8]

«Дисненскаго уезда Глубокскаго благочиния настоятель Игуменовской церкви священник Игнатий Шидловский поступил в Березвечский монастырь на иеромонашескую вакансию, а на его место в Игуменовский приход перемещен из Одыцинскаго прихода Друйскаго благочиния священник АнтонийДевялтовский.» [9]

«О пожертвованиях на церкви.

  Березвецкаго монастыря казначей иеромонах Амфилохий, рапортом от 6 июня за № 27, донес Консистории, что, Московской губернии, Воскресенским 1-й гильдии купцом, почетным потомственным гражданином Павлом Григорьевичем пожертвованы в пользу Березвецкаго монастыря четыре подсвечника медных посеребренных, из коих один запрестольный, два для местных икон и один выносный, стоющие все вместе 175 р. сереб.» [10]

Источники информации:

[1] Литовские епархиальные ведомости.-1863.-№6

[2]Литовские епархиальные ведомости.-1863.-№8

[3] Литовские епархиальные ведомости.-1864.-№12

[4] Литовские епархиальные ведомости.-1866.-№13

 [5] Литовские епархиальные ведомости.-1866.-№24

 [6] Литовские епархиальные ведомости.-1867.-№4

[7] Литовские епархиальные ведомости.-1867.-№5

[8] Литовские епархиальные ведомости.-1867.-№14

 [9] Литовские епархиальные ведомости.-1869.-№19

[10] Литовские епархиальные ведомости.-1869.-№22

В материале использованы фотоснимки с сайта Радзіма.орг https://radzima.org и других открытых источников сети интернет